Вы вошли как, Гость | Регистрация | Вход
Главная » Статьи » Литературные зарисовки

Первооткрыватель
Жизнь человеческая состоит из новых открытий: первого слова, первых шагов, первой любви, первой работы, первых увлечений.
Только где то после семидесяти ( у каждого по своему) начинаются "последние": последняя любовь, последние друзья, последние шаги, но это уже другая история.
Первое запоминается на всю жизнь, каким бы оно ни было - хорошим или не очень. Охота - часть жизни и в ней есть свои "впервые" и, к сожалению "последние". В охоте начинающий, да и опытный охотник, часто ощущает себя первопроходцем, первооткрывателем.

В морозный февральский день 1952 года я одновременно познал очередную первую удачу и, тоже одну из первых, неудачу. До этого дня я, начинающий охотник, зайца русака и серую куропатку живьём не видел и тем более не держал в руках в качестве трофея. К тому времени я имел лишь очень малый опыт стрельбы уток на перелётах, ибо только летом 1951 года осуществил свою мальчишескую мечту и приобрёл за сто тогдашних рублей "переломку" - одноствольное курковое ружьё двадцать четвёртого калибра марки " ИЖ-5" . Позднее, уже в 2000-х годах, я узнал, что "ИЖ-5" - это ижевская модернизация американского ружья "Ивер - Джонсон", которая в архивах Ижмашзавода даже именуется , как "Ижевск - Джонсон".

Помню с каким волнением читал я паспорт " куркового центрального боя охотничье - промыслового дробового ружья ИЖ-5" В своих глазах я приобретал особую значимость, держа в руках это изящное изделие. Ствол сверкал воронением; по его каналу уходили в неведомую даль, переливаясь зеркальным блеском, концентрические кольца. Я в каждую свободную минуту протирал металлические части и ствол, чуть не облизывал блестящие лаком приклад и ложе, взводил и опускал курки, проверял бой, ставя гильзу на щиток колодки , и, когда она от удара бойком взлетала , чуть не линейкой измерял высоту её полёта, вскидывал ружьё, прицеливался во всевозможные в пределах комнаты цели, делал ещё много того, о чём мечталось когда то.

За чистую монету я принял тогда ироническое замечание какого то пожилого охотника (а их в Камбарском районе, богатому угодьями, не мало и прежде и ныне, неся ружьё из магазина в собранном виде (как же иначе!)по улице Камбарки городка на Юге Удмуртии). Он сказал: «Берегись лося». А лосей в том благодатном для охотника нашем крае, как и другой живности, водилось немало.. Только позднее я понял его иронию по поводу мощности моего приобретения. Отвлекаясь, скажу, что крупного зверя с этим ружьём я не добывал, но всегда носил с собой пару патронов, заряженных самодельными пулями (фабричных такого калибра не было) под вид пули «Вицлебена» со свинцовым наконечником и деревянным с нарезами хвостовиком, соединенными обыкновенным шурупом. К слову сказать, на проведённых "испытаниях" по стволам деревьев, эта пуля показывала значительную пробивную способность.

Через некоторое время я переехал в Казань, где жил на частной квартире с женой и первым ребёнком. Жена ждала второго ребёнка и, как завелось в нашей семье, старалась не изводить бедного студента своими прихотями. Я хе изо всех сил пытался угадать её желания. Однажды она проговорилась: "Как бы я поела хлеба из деревенской печки" В тот же день я удрал с занятий и бросился в ближайшую деревню. Хозяйка крайнего дома еле поняла, что и для чего я прошу её продать. Поняв, бесплатно дала мне целый каравай с пожеланиями молодушке благополучного разрешения мальчиком , что и случилось, родился Андрейка.
По дороге из деревни я увидел на заснеженной дороге, усыпанной остатками колосьев и конским помётом, заячьи следы. Ружьё, конечно же, было в Казани со мной, как одна из главных ценностей, с которой я не расставался и тогда, и всю последующую жизнь. На другой день, опять сбежав с занятий, ещё в темноте, на лыжах, с ружьём и ломтем хлеба в вещмешке я был в бескрайних Казанских полях, пересечённых оврагами с редкими колками разнолесья. Выбрав след, я пошёл по нему. Выйдя в поле, я десятки раз проверял пальцами его свежесть, так как малик неоднократно пересекался другими следами с различной плотностью донышка, да и величиной "мой" след был крупнее. Распутав первую петлю, я радовался, как первобытный охотник, выследивший мамонта. Вдруг след исчез! Я остановился - оглядеться: и на уже приличном расстоянии увидел мелькание белых штанов и куцего хвостика. И так весело они прыгал, как будто говорили: "Я от дедушки ушёл." Вскидка, гром, дым! И косой исчез за ближайшим сугробом. Ошеломлённый, огорченный, я смотрел, как стелется над ослепительно белым снежным покровом, постепенно оседая, чернота дыма и слушал звенящую после выстрела тишину. Очнувшись, я тщательно исследовал место события и убедился, что попался на обычную заячью уловку. Сдвоив след, косой сделал скидку и, устроившись метрах в десяти от концевого следа, наблюдал за мной, а когда я начал вертеться, решил не испытывать судьбу - покинул лёжку. Она, казалось, была ещё тёплой. Два горошка, оставленные косым (на вот тебе, растяпа), ещё парили. Нашёл я и свои пыжи и убедился, что выстрел занизил, а скорее всего, запоздал с ним.

Жажда ли победы, стремление ли к познанию, любопытство, а может быть просто страсть - во что бы то ни стало - добыть, погнали меня по следу - и напрасно.
Как он меня гонял! Он делал петли, сдваивал следы! Делал по две, три сметки! Какая это была наука для начинающего следопыта! Путь русака пролегал от оврага к оврагу, по косогорам или по почти отвесному берегу оврага. Не единожды я скатывался на дно оврага, теряя лыжи и отыскивая их, ползал по пояс в снегу. Раза три я поднимал косого с лёжки, один раз даже в пределах выстрела. Но руки тряслись от усталости, очки заливало потом, пар валил изо рта. Наконец, я убедился, что противник сильнее меня. Пришлось признать отсутствие опыта, трезво оценить свои ошибки и пообедать ломтем замёрзшего хлеба с первозданно чистым снегом.
И всё таки эта гонка не осталась бесполезной: я узнал, как себя ведёт косой при преследовании охотником или собакой, ему ведь не важно кто, только бы уйти. Узнал, где он избирает лёжки, как изменяются его следы: на жировке, гонный, концевой. Его сметки, сдваивание и другие "хитрости", данные ему природой, и многое другое, что словами объяснить невозможно, это надо видеть, ощущать, понять чувством открывателя, охотника.

Солнце перевалило на вторую половину дня. Тень моя на снегу стала длиннее . Во время гонки за русаком я подшумел стайку птиц, не обратив на них особенного внимания. По повадкам, известным мне из охотничьей литературы, я понял, что это семейка серых куропаток, охраняемых законом. Но разгорячённый неудачей с косым, я согрешил. Перевидел я стайку, уже устроившуюся на длительный отдых. Она переместилась. Поднявшись, она перелетела на значительное расстояние. Азарт преследования меня гнал вперёд. Первый подход - без выстрела. Второй, третий.. Где то на четвёртом - пятом птицы подпустили меня на расстояние прицельного выстрела. Я поднял, отряхнув снег, тёплую тушку.. Даже после выстрела, уставшая стайка не смогла далеко перелететь, и ещё одна птица нашла себе место в моём вещмешке. .. Я нашёл в себе силу воли (а может быть просто устал) не перестрелять весь табунок. Согрешил, но небольшим успокоением стало то, что обе птицы были взяты в полёте, а полёт у куропатки довольно скор, хотя и прямолинеен. 

Рюмка спирта, которую преподнёс к жаркому сосед по жилью (кстати, ко дню рождения жены) и удивление, даже восхищение удачливым охотником, смирили меня с моим проступком - всё - таки день рождения отметили.

В 1964 году я приобрёл "Календарь природы" Л.П. Сабанеева . В разделе "стрельба серых куропаток" он пишет: "Осенняя охота на серых куропаток основывается на том, чтобы утомить их. Куропатки скоро устают, перелёты их делаются всё короче и короче, и, наконец они начинают подпускать охотника". Зимой по Сабанееву охотятся на куропаток другим способом, но факт остаётся фактом: в 1952 году в зимний день я охотился на них по осеннему.

Б.Шеланов. Декабрь 2000 года
г.Ижевск.

Категория: Литературные зарисовки | Добавил: Azatio (06.04.2012)
Просмотров: 1411
Всего комментариев: 0
avatar