Дело было в конце ноября. Накануне я и не собирался на охоту, но рано утром, выйдя на крыльцо, ахнул – ночью выпала отличная пороша. Ветра нет, не холодно. Ну, какой гончатник устоит перед таким соблазном. Надо сбегать на охоту, да и выжлец по кличке Звонок засиделся в вольере. Жена, конечно, категорически против – дескать, дома дел невпроворот и то надо сделать, и это. Но, если б охотники всегда выполняли пожелания жен, то и само охотничье племя давно перевелось. А нечто я, охотник, как минимум в третьем поколении, да в такую погодку не пойду погонять зайчишек.

- Я, - говорю ей, - всего на пору часов сбегаю, добуду зайчика на жаркое и домой дела делать. Быстро собрался, ружье на плечо, пяток патронов в карман. Звонка на поводок и айда из дому. Даже куска хлеба с собой не взял.

Вышел на проселочную дорогу, едет попутный грузовик – остановил.
- Подбрось, - говорю, - тут недалеко по дороге место хорошее заячье есть. Доедем с тобой до первого заячьего следа. Звонка поднял в кузов, сам сел в кабину к шоферу.

Поехали. Едем, едем, а следов все нет и нет. Километров через десять так и не увидев следа, сошли и в лес искать косого. Прошли километра три пока обнаружили след. Пустил по нему Звонка. Жду – сейчас поднимет. Прошло с полчаса – молчок! Пошел по следам. А они уходят все дальше и дальше вглубь леса почти по прямой – видать пришлый заяц – то оказался и выжлец мой утянулся за ним. СМ неохотой поплелся туда же и я. Снегу хотя еще не до колен, но идти все равно тяжело. Опять километра два протопал. Слышу далеко впереди собачий лай. Ага, гоняет. Пока добежал до них – гон переместился дальше, а потом еще и еще. Наконец к обеду начали кружить на старой вырубке густо заросшей непролазным осинником. Заяц где-то крутится рядом, только я не то, что стрельнуть – перевидеть его не могу, и на поляне его ждал, и в чащобе караулил, а он как невидимка. Проскочит порой в десяти шагах, а я не вижу. Смеркаться уже начало. Вот это поохотился пару часиков!

Давай отзывать выжлеца – да его разве от зайца на гону оторвешь. Он хоть и молодой еще – всего вторая осень, да уж больно вязкий – весь в мать.
…Ух-ты! Наконец-то узрел я косого – мельк, мельк – бах, бах… Готов!
Выжлец тут, как тут пытается отобрать у меня добычу. Отрезал ему пазанки (лапки заячьи) – скормил.

Уже в темноте выбрался из чащобы на просеку. Мать моя! Это сколько же мне теперь снег мять, до дороги то километров семь будет, а уж есть и пить как хочется. Пошарил по карманам – вроде где-то был кусочек сахарку – пусто. Даже шнурка, чтоб зайца на плечо повесить не оказалось. Так и понес его в руках. Сколько прошагал, не знаю, только заяц все руки мне оттянул. Да и звонок все пытается его у меня отобрать. Понятно – тоже проголодался. «Чего, - думаю, - я лишний вес тащу? Надо же зайца выпотрошить». Так и сделал. Потроха и голову скормил выжлецу, шкурку повесил на сучок, тушку в руки и пошли. Кое-как добрели до проселочной дороги. Подождали. Машин, понятно, нету. Пошагали по проселку к дому. Я уже зайцу не то, что не рад, просто не знаю, как бы от него избавиться – там и есть-то нечего, а тащить тяжело – тянет как гиря. «А, - дума, - грудинка у него все равно вся дробью иссечена, - отдам-ка ее собаке, все легче идти будет». Отрезал ползайца. Пес радостно захрустел ребрышками и спустя полминуты уже обнюхивал снег вокруг себя – не осталось ли чего.

Идем дальше. Звонка от свежатинки в сон потянуло, стал он ложиться прямо на дороге. Тяну его за поводок, да сколько можно, меня бы кто тянул. Отцепил поводок. Пес тут же, обтоптав снежок, улегся на обочине и, тяжело о чем-то вздохнув, задремал.

Двинул я дальше один – думаю, догонит. Прошел сколько-то не догоняет. Зову – безрезультатно. Оставить – потеряется. Подберет какой-нибудь проезжий лиходей. Вернулся. Зову. Не встает. Отрезаю от заячьего задка кусок, бросаю ему. Поднялся, съел мясо пошел за мной метров сто и опять лег. Вот гад! Я еще кусок, потом еще – так всего зайца и скормил. И главное не жалко, рукам легко стало. А пса, после этого, совсем сон одолел. Улегся он под елочкой и как я его не пытался расшевелить не встает и все. Мне - то, что теперь с ним рядом, что-ли ложиться, на голодное – то брюхо. Ладно, думаю, посижу немного отдохну и пойду дальше. Сел на варежки, привалившись спиной к елочке, и не заметил, как заснул. Сколько спал, не знаю, только сниться мне, будто жена достает из русской печи душистое жаркое из зайца и … подносит мне чарку водки. Я довольно чмокаю во сне губами, а она меня целует и прямо-таки лижет мне лицо и … о … Что это за запах?

Очнулся. А это не жена, а мой пес. Дескать, хозяин вставай, хватит спать домой-то все же надо добираться.
Очухался я, сообразил, где нахожусь, надо же заснул под елкой, да еще и сны видел. Поднялся на ноги. На небе звезды сияют, подмораживает. Поежился от холода и скорей зашагал к дому. Звонок рядом трусит. Как–то теперь нас дома встретят? Может и впрямь жена чарку поднесет?

Она, пожалуй, поднесет. Время-то к полуночи приближается. Жинка тем временем уже полдеревни обежала – мужик с охоты не вернулся. Обещал на пару часов сбегать. Запировал, небось, где-нибудь. Или, не приведи Господи, на берлогу наткнулся, как Толька – драный. С такими мыслями она опят домой. А тут и мы со Звонком явились, живы и здоровы. Жена, для порядку, меня пару раз веником-голиком по спине все же огрела, а сама радешенька, что все обошлось. Суп у ней в печке уже перепрел и полстакашка водки откуда-то нашлось. И все это наяву, а не во сне. Вот так!

А.А.Девятов, ОХ "Кырыкмасское"